отбросить тяжелое одеяло, ощутить, как ледяной холод покусывает ноги даже через толстые шерстяные носки, подождать, пока старуха принесет дров, разожжет огонь в очаге и растопит закаменевшие за ночь лепешки. Поесть. Выйти наружу и разгрести снег. Поучить соседских детей бою на топорах, хотя эти сорванцы больше стремились победить меня: наваливались гурьбой, устраивали засады, а один раз даже сумели поцарапать, спрыгнув с крыши дома. Пройтись по городу, перекинуться парой фраз с новыми знакомыми, выпить горячий взвар и съесть рыбный пирог в одной и той же харчевне, послушать новости. Чаще всего говорили про Магнуса и его здоровье.

Я все еще махал секирой да бросал копья, но не так охотно. С Тулле я упражняться не мог, разница в две руны у карлов слишком ощутима, а больше и не с кем было. Не Магнуса же просить.

К вечеру вернуться в дом, набить плотно живот густой похлебкой с салом и рыбой, посидеть у затухающего очага, поговорить о том о сём, мимоходом вытачивая ложку из липы или перекручивая конопляное волокно для сетей.

День за днем… День за днем.

А потом не взошло солнце.

Мы подскочили от низкого звука трубы, пронизавшего нас с головы до пят. От глухого рокота барабанов задрожали стены под толстым слоем снега. Послышался долгий вой, подхваченный множеством голосов, будто стая гармов ворвалась в Хандельсби. Но мы знали, что воют далеко не гармы.

Я подошел к холодному очагу, зачерпнул полную пригоршню сажи, вымазал лицо, накинул волчий плащ, а сверху натянул деревянную маску с нарисованной мордой. Три красных глаза, скошенный нос, огромные клыки и синие рога. Тулле расстарался ещё пуще: помимо страшной морды, чем-то похожей на лошадиную, вырезал деревянные когти, которые натянул прямо на рукавицы, к ногам привязал брусочки так, чтобы при каждом его шаге они стучались друг об друга. Будто копыта по камням гремят.

Махнули по чашке пива и вышли во двор.

Почти возле каждого дома горели факелы, обдавая снег ярким разноцветьем и обилием теней. Совсем рядом раздался дикий вой, и мы с Тулле радостно подхватили его, завыв еще громче. Перескочили через сугроб и выпрыгнули на дорогу. Улица была переполнена тварями. Перед глазами мелькали черные, красные, серые и пятнистые шкуры, некоторые твари были в чешуе, некоторые в коже, некоторые и вовсе обложены корой. Твари качали рогатыми головами, взмахивали когтями и щупальцами, рычали, визжали, выли.

Неподалеку прозвенел лур, и твари бросились врассыпную. Мы вместе с ними. Мгновение! И дорога опустела. Трубач шел и дул в лур, и за его спиной из-за домов, сараев и сугробов выползали чудовища.

Мы с Тулле прошлись по всему городу, разглядывая диковинные маски и наряды. В Сторбаше Вардрунн отмечали скромнее: накинут медвежью или волчью шкуру, размалюют лица и знай себе гуляют. Даже и не выли толком. Но так у нас и солнце почти не пропадает, лишь пару дней погуляет понизу да и снова вылезет. Хандельсби расположен дальше к северу, и старики говорили, что ночь тут длится аж целую седьмицу. И то к полудню светлеет так, что и факелы не нужны, хоть садись за порогом и вышивай.

На месте рынка кружило больше всего тварей. Там несколько масок били в бодраны и дергали струны тальхарп. Порой одна из масок оставляла игру и вливалась в толпу, и почти сразу ее место занимала другая тварь.

— Аууууу! — взвыл я и завертелся-закружился на месте, подпрыгивая.

— Аууууу! — отозвались остальные.

Со стороны вдруг послышался человеческий голос, и я помчался туда. Кто это осмелился выдать себя за человека?

— Одумайтесь! Снимите личины! Верните человечий облик! Солнце не покинуло вас! — кричал тощий мужчина в оранжевой хламиде, накинутой поверх тулупа. — Оно вернется через несколько дней!

Но его слова вызывали еще больше воя и рыка. Твари кружили возле, толкали его, пихали, размахивали уродливыми лапами, совали к лицу чудовищные морды. И их игры не прошли незамеченными: хламида была порвана в нескольких местах, солнечный жрец придерживал левую руку, болезненно морщился, когда ее задевали, на скуле прочерчена красная полоса с каплей крови на конце.

Вдруг из-за домов выскочил огромный зверь. Одна только голова была размером с человека, длинное тулово, как у огненного червя, полыхало алым, за хвостом тянулась черная полоса, и запахло тухлятиной. Диковинная тварь рычала, извивалась, вздыбливала рогатую морду и била лбом каждого, кто не уступил ей дорогу. А там у ней щит, только выкрашенный иначе. Я не удержался, захотел испытать чудище на прочность, подскочил и заслонил путь. Взметнулась она и как врежет мне в грудь! Я пролетел через два ряда и застрял в сугробе. Да там никак хельты прятались! А то и сам конунг!

Чудаку, вышедшему из дому без личины, заткнули рот и отволокли в чей-то дом. Нечего портить праздник!

Мы бегали, вопили, рычали, набрасывались друг на друга, били в бодраны, прятались от чистого звука лура. Будто весь город захватили самые ужасные твари, земные и морские. Будто Бездна сумела захватить Северные моря.

Скирир не просто так поместил солнце — сердце убитой им твари — на небо. Так он показал Бездне, что пришел конец ее темной власти, и отныне здесь правят весенние и зимние боги. И солнце каждый день напоминало людям, зверям, тварям и богам о том. Но случаются такие дни, когда боги покидают землю. Они собираются в чертогах Скирира, похваляются своими деяниями и подвигами героев, пьют меда, слушают песни Свальди и веселятся. И каждый раз Бездна пытается вернуть себе утраченную власть. Для того она породила ужасную тварь Сидансуджа, которая разевает огромную пасть и надвигается на солнце, чтобы сожрать.

И чтобы Бездна не напустила на города и поселения новых тварей, люди переодеваются в чудищ и делают вид, что все земли уже захвачены порождениями тьмы. Мы знали, что это не навсегда. Звуки бодрана и лура обязательно разбудят захмелевших богов! Пробудится Фомрир и прогонит Сидансуджу, снова засияет солнце, снова Орса и Хунор сойдут к нам и будут одарять своими благословениями.

Страшно, когда в Вардрунн рождается ребенок, ведь роды проходят не под присмотром Орсы. И частичка Бездны остается в таких детях навечно. Если в Сторбаше появлялся странный человек, дикий, злобный или чудной, его спрашивали, уж не в Вардрунн ли он появился. Страшно, когда в Вардрунн приходит в дом чужой. То может быть тварь в обличии человека.

Но я любил эти дни. Когда в кишках туго смешивается и страх перед тьмой (а ну как не проснутся боги?), и предвкушение игр, и